Одно время я был очень дружен с одним русским человеком из Таллина. Он мне казался совершенно необыкновенною личностью, и я с ним много переписывался. Он мне рассказывал о своей жизни, а ему о своей. У него была интересная судьба со многими событиями…
А потом случилось что-то невероятное, и он стал меня призывать к любви ко всяким экзотическим расам, а попутно – смеялся надо всем белым. Что это было – я понятья не имею, но он словно бы сошёл с ума, повёл себя агрессивно, и в короткое время я прекратил с ним отношения – впрочем, без ругани. Просто молча отошёл от него и всё. Я так думаю, что он не просто внезапно сошёл с ума, а вошёл в состояние, в котором бывал прежде и раньше. До личного контакта у нас так и не дошло, а потому-то я при знакомстве только по переписке составил о нём неверное суждение.
Однажды, ещё во времена наших хороших отношений, у нас с ним зашёл разговор о собаках (а он был большим любителем и знатоком породистых собак), и я ему рассказал, почему я не люблю собак.
Когда мы жили на Курильских островах, случился, однажды такой эпизод. Мать вместе с другими офицерскими жёнами стояла в очереди в каком-то тамошнем магазинчике, а я отошёл от неё в сторону куда-то за угол. А было мне тогда два с половиною года.
И на меня напала огромных размеров бездомная собака. Она не кусала меня, не терзала, а просто катала по земле и, видимо, забавлялась мною. Какая-то из женщин увидела это, но побоялась подходить к такой огромной собаке. Она сказала моей матери, что я там за углом и что меня надо спасать. Мать выскочила и мигом прогнала собаку.
И ничего не случилось. На мне не было ни царапины, но единственный след на мне был таким: губы стали немного несимметричны относительно друг друга. Впрочем, это не очень заметно.
Да вот он я – на снимке, уже после того случая с собакой. Я и отец. Ничего почти и не заметно.
Хотя на следующем снимке, где я постарше этот дефект виден лучше.
А тогда я просто сильно поплакал и с тех самых пор не люблю собак. Я к ним испытываю непреодолимое отвращение, и ничего поделать с собой не могу. Много раз друзья давали мне своих собак – поиграть с ними или просто погладить их. И я это делал – играл и гладил! Но мне это было всегда очень неприятно, и преодолеть в себе отвращение к ним я так и не смог.
Однажды я рассказал об этом своему другу – гениальному психологу. Он сказал мне:
– Ерунда всё это. Хотите, я очищу ваше сознание от этого, и вы будете относиться к собакам совершенно нормально? Я делал ещё и не такие вещи, а ваш случай для меня – средней трудности.
Я ответил:
– Хочу! А что для этого нужно?
Он сказал:
– Я введу вас в состояние гипноза. Вы вспомните до мельчайших подробностей всё, что тогда было, и я вам дам новую установку, после которой с вас это всё – как рукой снимет!
А надобно заметить, что я прекрасно помню себя с полутора лет, и всю нашу жизнь на острове Урупе могу описать до мельчайших бытовых подробностей – я помню, кто что делал и что говорил; я помню, что и где стояло в нашей квартирке; я помню наши прогулки по острову… Но вот эпизода с собакой не помню. И знаю о нём только со слов матери.
И тут мне психолог говорит такое: это у вас защитная реакция, и вы, мол, всё вспомните, а я наложу на всё это своё воздействие. И рассказывает мне о подобных случаях из своей практики.
Я подумал-подумал, и отказался от его предложения. И сказал:
– Не надо ничего менять. Пусть всё будет как есть. Я так никогда и не смогу полюбить собак, и это моя личность – такова. И я таков, а другим быть не хочу.
И психолог согласился со мною, и на том та часть истории завершилась.
И теперь я возвращаюсь к своему другу из Эстонии. В прошлом он был, между прочим, врачом и в ходе нашей переписки давал мне разные советы на медицинские темы. У меня как раз тогда болела рука, и он объяснял, что нужно делать, и я всегда делал так, как он советовал и никогда не жалел об этом.
И вот однажды, когда до окончания нашей дружбы по переписке оставалось уже совсем недолго, а я ещё ничего не понимал, он и спрашивает меня:
– А как вот ты живёшь на свете, и нет ли у тебя каких-либо трудностей в связи с тем, что у тебя перекошен рот, тебя постоянно терзает заикание и возникают конвульсии?
Я страшно удивился и спросил, с чего это он взял, что со мною происходит такое?
И теперь удивился он:
– Ну, как же! Ведь ты же мне сам рассказывал про это: после того случая с собакой, ты стал заикаться на всю жизнь, у тебя дёргается голова и ты кричишь по ночам…
Я ему стал объяснять, что он что-то путает, и я ему такого не рассказывал, и такого со мною никогда не было: я служил в армии, работал преподавателем, и я всегда отличался громким и чётким голосом – особенно, когда случалось выступать в больших залах. Кроме того, после смерти жены я имел несколько жизненных встреч с прекрасными молодыми женщинами, пока не остановил своего выбора на самой прекрасной, с которою и состою теперь в браке. Так вот: ни одну из них я не напугал ночными воплями и трясущеюся головою.
Мой друг из Эстонии страшно удивился и стал возражать мне:
– Но этого не может быть! Ведь я же помню… И ты мне всё это сам рассказывал…
Я опять повторил, что ничего такого я не рассказывал и рассказывать не мог, а он что-то путает.
Мой друг тогда очень удивился и почему-то расстроился и даже обиделся на меня.
Тогда я не понял, в чём, собственно, дело. Но потом у нас стремительно и по его инициативе испортились отношения, и я теперь понимаю тот странный эпизод так: это было предвестием начинавшегося у него безумия. Временным оно у него было или он так и остался сумасшедшим – этого я так и не узнал, потому что прекратил с ним отношения.
Мне он когда-то казался очень хорошим человеком. Но безумие – это такая вещь, что от него лучше держаться подальше. Что я и сделал.