Недавно я воспарил к космическим высотам и, пролетая над нашею планетою, разглядывал некоторые участки её поверхности, попутно предаваясь размышлениям и воспоминаниям. Ну а ежели говорить серьёзно, то я нашёл несколько подходящих программ – и давай смотреть из космоса на всё, что мне интересно на Земле! Первым делом, я, разумеется, нашёл остров Уруп в составе Курильской гряды и стал рассматривать именно его. Лично для меня – это самая главная часть всего нашего Земного шара. Всё остальное – второстепенно. Там у меня прошло раннее детство, и мои самые ранние воспоминания относятся именно к этому острову. Глядя на свой любимый остров, представил, что он сейчас необитаем и ужаснулся этому. То, что делает наша нынешняя власть в этом районе нашей страны – это преступление: они просто бросили этот остров, как будто он не наш! А тогда чей? Природа сама по себе ничего не стоит. Она должна существовать только для людей и ни для чего больше! В данном случае: для людей русской национальности, которые когда-то открыли эти земли и стали осваивать! В моём понимании, самый лучший способ жизни – это жизнь на острове. Я имею в виду самого себя: лично я устроен так. Один мой друг сказал мне по себя так: я не мыслю себе своей жизни вне мегаполиса; Питер, Москва, Вашингтон – это там, где он провёл всю свою жизнь. А кому-то другому подавай дремучий лес или маленький городок… Ну а вот я так устроен, что по-настоящему счастлив смогу быть только на острове. Посмотрел на разные острова. Остров Петра Первого – ничего интересного. Уединён как раз так, как я бы для себя и хотел, но почти весь покрыт льдом… Остров Кергелен – мечта моего детства! Посмотрел и на него… Остров Амстердам! Знаменит тем, что находится на одинаковом расстоянии от Антарктиды, от Австралии и от Африки. Но там всегда очень холодно и ветрено – и летом, и зимою. Так же, как и Кергелен – и он для меня не очень подходит. С большим трудом отыскал в Тихом океане три острова, каждый из которых являет собою некую особую философскую систему: Таити, Питкерн и Пасхи. Все три находятся на одной линии и между ними примерно одинаковое расстояние. Очень большое! Таити – это земной рай, в котором человека ждёт только и только деградация. Символ сладкой гибели. Там нельзя жить долго. Туда можно только приезжать ненадолго. Питкерн – единственный и неповторимый в истории человечества остров. Символ победы Добра над Злом. Всё самое лучшее, на что только способен Человек – сбылось и подтвердилось именно там! Пасхи… У меня слов нет. Молчу в полном изумлении. В каком-то другом смысле, центр всего Человечества и здесь тоже! А потом я посетил дорогую моему сердцу Смоленскую область. Нашёл нужное село неподалёку от истоков Днепра и то самое место, где стоял наш дом. Из космоса и сейчас на этом месте виден какой-то дом, но я не уверен, что это тот самый. Скорее всего, это уже новый. Затем осмотрел все окрестные места, где я любил гулять. Нашёл овраг, о существовании которого не знали местные жители, а я знал. Овраг тот был замечателен тем, что там росло громадное количество земляники – и это в годы, которые считались местными жителями неурожайными именно на эту ягоду! Особо тщательно прошёлся вдоль Днепра. Купаться там было трудновато – вода в самых глубоких местах доходила по горло, но это редко, обычно – по пояс. Ощущение – оглушительное. Днепр всё так же течёт, но уже без меня. И не спросишь: помнит он меня или не помнит. Потом я переметнулся в город Уфу, где я служил в армии. Улицы там никак не обозначены, но я всё-таки нашёл то место в городе, где располагалась наша рота. Ничего не изменилось – все здания стоят на своих местах, и лишь в одном месте сделана пристройка. Из космоса виден третий пост, на котором застрелился рядовой Машлыкин. Он поставил перед собою письмо от девушки, которая написала ему, что разлюбила его и не будет его ждать из армии, приставил автомат к груди и выстрелил. Пуля прошила его и стенку будки, в которой он стоял на большой высоте, затем пролетела над городом и закончила свой путь в стене двухэтажного кирпичного дома, пробив вывеску продуктового магазина на первом этаже. Сейчас этого дома уже нет – на его месте стоит огромный заводской корпус. А потто солдат послали в морг укладывать мёртвого Машлыкина в гроб, чтобы потом отправить тело домой. Рядовой Соболенцев как раз наклонился над телом Машлыкина, а рядовой Гудков поднял ногу покойника и положил её на плечо Соболенцеву. У Соболенцева глаза сошлись к переносице и он стал орать на весь морг и там и стоял, не смея шелохнуться и сбросить с себя ногу. И тут тётка в белом халате вмешалась и сказала строгим голосом: «Мальчики, не хулиганьте! Грузите труп в машину, да уезжайте, пока я не пожаловалась вашему командованию». А сама она при этом ела пирожок с мясом. А я потом носил шинель этого Машлыкина – мою новую кто-то взял себе на дембиль, и я носил старенькую шинель погибшего солдата: открываешь её, а там, на подкладке написано огромными белыми буквами: Машлыкин. Тогда все так подписывали, не знаю, как сейчас… А вот со штабом полка и двумя головными ротами пришлось повозиться – эти здания теперь почти все исчезли, и на их местах стоят коммерческие учреждения и жилые дома. На том месте, где был огромный полковой плац – там теперь автостоянка, или просто большая площадь между двумя жилыми домами. Сохранилось, однако, то здание, где размещалась бóльшая часть штаба полка. Это было удивительное здание: входишь в него и почти сразу высоко поднимаешься по ступенькам, а там, на площадке стоит часовой с автоматом под знаменем полка, отдаёшь ему честь и только после этого открываешь дверь в коридор и попадаешь в штаб. Часовые у знамени были часто знакомые мне ребята из первой роты или из второй. Однажды я спросил одного из этих знакомых: – Как стоится на таком посту? – Днём – нормально. Просто тяжело всё время вытягиваться в струнку при каждом прохождении офицера. А вот ночью страшно. – А что так? – Да из-под пола вопли всё время доносятся… Стоишь вот так ночью и не знаешь, бросать ли ко всем чертям это знамя и бежать без оглядки, куда глаза глядят, или всё-таки терпеть. А всё дело в том, что вторая половина этого здания принадлежала Комитету Государственной Безопасности. И вход туда был с другой улицы, и что там было – мы не знали. И подвальная часть принадлежала этим же господам. Потому и были у нас ступеньки, по которым нужно было подниматься на высоту почти второго этажа. А что там, внизу? Со стороны нашей войсковой части ничего, кроме очень высокого фундамента, не было видно. Ни единого окошка на нашу сторону не выходило… Но, видимо, в подвальной части этого здания был подвал для пыток – и как раз под тем местом, где стоял наш часовой у красного знамени… Изучая карту Уфы, я выяснил, что здание ФСБ находится теперь не там – на улице Чернышевского. И как раз недалеко от того места, где были городская комендатура и гарнизонная гауптвахта. На этой гауптвахте я сидел однажды десять суток за плохое поведение, и меня тогда хотели даже отдать под трибунал, но не отдали. Пожилой прапорщик из строевой части (это полковой отдел кадров) прошептал мне однажды по секрету на ухо с некоторым даже изумлением: – Командир полка велел тебя не трогать – ему почему-то очень уж нравится твоя фамилия. Что он в ней такого нашёл – удивляюсь! Тебе ведь и раньше хотели дать по шапке за безобразное отношение к службе, но он и тогда за тебя заступался. Я тогда только усмехнулся в ответ и ничего не сказал. Полковник был родом с Западной Украины, и моя фамилия производила на него сильное впечатление. Мне ведь отец рассказывал, как его однажды в 47-м году схватили в Черновицкой области тамошние бандеровцы и хотели расстрелять за то, что он русский, но, посмотрев его документы, задали несколько вопросов и почтительно отпустили. Если кто-то из моих читателей живёт в Уфе и ему это интересно, то могу сообщить, где находится моя бывшая гауптвахта: между галереей ART (что это такое – не представляю) и салоном оптики «Бротэкс». Это в глубине двора – длинное одноэтажное здание, параллельное улице Чернышевского. Интересно бы знать, что там теперь такое, и с каким бы удовольствием, я бы посмотрел на него сейчас сбоку, а не сверху. Смотрел я и другие места: в Клайпеде нашёл общежитие, в котором жил, работая на тамошней стройке, а в Абхазии нашёл озеро Малую Рицу и гору Пшегишхву, с которыми у меня связаны романтические воспоминания. А потом я перелетел в город Горловку Донецкой области. Это абсолютно таинственный, непостижимый и мистический город, и никакой вид из космоса не даст мне ответа на те невероятные вопросы, которые я когда-то получил от этого города. Но вот речка с древнерусским названием КОРСУНЬ меня заинтересовала. Её этимологию я тут же и установил, а заодно и проследил весь путь этой речки: она начинается в Горловке, затем протекает через посёлок с названием Корсунь (причём Корсунь в значении «река» – слово третьего склонения, а в значении «посёлок» – второго!), потом река Корсунь впадает в реку Булавину, а река Булавина впадает в реку Крынку, а река Крынка впадает в реку Миус, а река Миус впадает в Азовское море, а Азовское море, о котором древние римляне думали, что это озеро – в Чёрное. Ну и на Азовском море я закончил свой полёт. Так только заглянул в Крым – посмотрел на те места, где когда-то моего деда взяли в плен красные и чуть не расстреляли, и тут только понял, что всё остальное на Земном шаре мне уже не столь интересно.
|