Это опять мой отец. Он работал на киностудии документальных фильмов. Однажды они были в Донбассе и снимали трудовые подвиги шахтёров. На снимке отец - в нетрезвом состоянии и изображает шахтёра. Это примерно 1955-57 годы. Изотов, про которого я рассказывал, к этому времени уже умер от непосильного труда. О нём читайте и смотрите здесь:
viewtopic.php?f=20&t=395Разумеется, мой отец никак не хотел посмеяться над Изотовым или другими шахтёрами. Он просто любил пошутить. Сам работягой был, а умер в 47 лет, даже ещё и раньше, чем Изотов. Тот-то - в 49.
На самом деле, у этого снимка есть ещё и другой смысл – тайный.
Дело в том, что, когда мой отец родился в феврале 1923-го года, произошёл удивительный случай: отцовой матери (моей бабушке) подсунули в роддоме, вместо её настоящего сына – негритёнка. И сказали:
– Это твой! Бери!
Бабушка стала кричать, что у нас в роду никогда не было негров, и она родила белого мальчика. Но администрация роддома настаивала на своём: это негритёнок – твой, бери и всё тут!
Расчёт был на то, что русские – это тупое быдло. И эта презренная баба согласится на то, что ей внушили.
Но бабушка не согласилась и стала кричать ещё громче.
И те дрогнули и вернули ей её настоящего сына. Мой папа явно похож и на свою младшую сестру, и на своего отца, и на отца своего отца. То есть вернули правильно.
Когда я эту историю рассказал в 2006-м году, в своём лирушном дневнике, мне один из моих читателей написал примерно следующее (привожу по памяти):
– Это не была ошибка. В те времена сионисты ставили опыты на людях, и это была попытка провести такой опыт.
Между прочим, этот мой читатель – абсолютно нордический человек, и я потом с ним встречался в реальности. Очень умный, порядочный и красивый. Я ему верю.
Но была и другая реакция на то моё сообщение.
Реакция того читателя была бешеная и ехидная одновременно. Он мне писал так, как будто это он ставил тот эксперимент, а ему помешали довести его до счастливого конца. Этот человек сказал, что я втайне досадую на то, что у меня нет негроидной примеси, что я глубоко переживаю от этого, что это моя детская душевная травма (именно так!) и что он мне от всего сердца желает для моего же блага жениться на негритянке.
Между прочим, бабушка рассказала мне об этом, когда мне было 24 года – это я сообщаю на тот случай, если ещё какой-нибудь фрейдист вздумает прокомментировать этот случай.
Теперь-то уже не узнаешь, что было на уме у моего отца, когда он намазывал себе лицо углем. Но я прекрасно помню, что у него было хорошо развито чувство юмора, и он вполне мог изображать из себя негра, помня о том эпизоде, который был при его рождении.
Но, даже, если это и не так, то и тогда – я думаю именно об этом эпизоде, когда смотрю на эту фотографию.